berlin 592
Блог

Политическое взросление

Уже третью неделю у нас продолжаются демонстрации против правого террора. В октябре я в отчаянии писала в своем фейсбуке о том, что теперь никто не может сказать «меня это не касается», тогда еще не было лозунга Nie wieder ist jetzt («никогда больше — это сейчас»). В субботу только в одном Берлине на демонстрацию вышло 150.000 человек. Мне нравится то, что я вижу и слышу. Надолго ли? Преждевременная радость или надежда на то, что здравый смысл все-таки победит рессентимент?

Фронтмен партии AfD Бернд (или Бьёрн — от перемены мест слагаемых сумма не меняется, а уважения к этому политическому деятелю я не испытываю) Хёке утверждает, что это все купленные демонстранты. Райтшустер, который набрал медийные обороты на русскоязычной публике и антипутинском контенте, теперь резко перешел на немецкий язык и повестку правых экстремистов, в зависимости от моды данного сезона, и пишет о демонстрациях ненависти к AfD.

Не надо никому верить на слово. Сходите на демонстрацию сами и посмотрите. Я ходила и видела — обычные люди. Печеньки госдепа никто не раздавал, плакаты самодельные на картонках (а не как на про-русских митингах, дорогие типографские и все одинаковые), за углом в мусор никто после демонстрации свои демонстрационные причиндалы не бросал и в кучу не сваливал. Обычные люди обычно пришли — с детьми, с собаками, с друзьями, по одному, парами. Полиция никого не винтила и не била. Там, где была я, никаких странных лозунгов от выступающих я не слышала.

Но почерк, почерк-то «критиков» и «скептиков» не скрыть. Обычное демократическое действие нужно непременно опошлить, запоганить — «вы что, хотите как в Париже?!» Конечно, хотим! И даже лучше хотим! Не зря, видимо, некоторые столько времени провели в Москве, впитав в себя русский дух и русскую культуру русского мира. Разве станет нормальный человек ходить в законный выходной на демонстрации? Ну подумайте сами, в самом деле! Если демонстрации, то непременно ненависти, а чего же еще? Не гражданской же позиции? Нет, только за деньги и только с ненавистью, третьего не дано в русском мире. Русский мир на немецком языке выглядит ровно так же отвратительно, как и на любом другом.

Я рада этим демонстрациям. Наконец-то немецкий национальный спорт «ругать свою страну и правительство» стал осмысленным. Ругать-то можно и нужно, но без фанатизма. Потому что фанатизм приводит к той альтернативе, против которой вот уже третью неделю немцы выходят на улицы многими сотнями тысяч. Потому что выходить на улицы можно только в демократической стране, где полиция не бьет, а охраняет демонстрантов от бесчинства. Когда начнется насилие, выходить на улицы станет совершенно незачем. Потому что когда нет государства, нет и граждан, и позиции гражданской нет. Потому что тогда монополия на насилие испаряется на солнце. Но що занадто, то нездраво говорят на моей родине, поэтому не надо доводить до Гоббса или Оруэла, лучше выходить сразу и не молчать.

Социологи и эксперты по экстремизму призывают всех немцев говорить с людьми из своего круга общения, родственниками и объяснять, почему AfD — это не альтернатива. Дискутировать, спорить, быть готовым к эмоциональным тяжёлым разговорам, возможным конфликтам с близкими людьми.

Андреас Кемпер формулирует это на мой вкус излишне эмоционально, но тем не менее: «Есть вещи, которые делать нельзя. Нельзя бить детей, мучить животных и выбирать AfD. Это морально плохо.» Не знаю, насколько эффективно это может быть, но важна в данном случае не убедительность аргументации отдельно взятого немецкого интеллектуала, а сама идея — не молчать, говорить. Делать это нужно сейчас, а не когда означенный Хёке станет канцлером Германии (очень хочу верить, что никогда) и устроит тут немецкий фашизм 2.0. Сейчас! Не завтра, не потом и не пусть кто-то другой. Сравнения, как известно, не работают, но что делали русские интеллигенты во времена, скажем, Русских маршей? То-то и оно.

Не молчать сложно и никакой путин тут ни причем. Когда 4-5 лет назад по местным школам прошла череда антисемитских скандалов (нацистская символика в классных чатах, что уголовно наказуемо в Германии) и моббинг евреев, со временем выяснились две любопытные подробности этих событий. Во-первых, уж больно похожи были стикеры и высказывания в разных школах. Но это можно достаточно просто объяснить «модой» на определенный контент с подростковых чатах — детишки начитались условного Тиктока и воспроизвели это в своих школах. А во-вторых, реакция родителей. Еврейские родители в основном предпочли промолчать и в лучшем случае перевести ребенка в другую школу (а что там, в другой школе?). Директора школ предпочли не выносить сор из избы и не предавать огласке все, что возможно было скрыть. А остальные родители «молча ждали, как решит большинство» пока «большинство» агрессировало на «евреев, из-за которых опять страдают немецкие мальчики».

Все это было, из песни слов не выкинешь, как ни вертись теперь ужом на сковородке. И было это не в тоталитарном государстве, а в свободной демократической Германии, где Nie wieder и всяческое осознание и работа над ошибками на высшем уровне. Сегодня на митинги выходят сотни тысяч и это вселяет надежду и веру в людей. Надолго ли?

Прозрение не приходит внезапно или одномоментно. Заголовки газет по-прежнему «радуют» вот такими надписями:

bildschirmfoto 2024 02 04 um 18.05.19

Хотя эта партия давно признана правыми экстремистами, а ее выше упомянутый фронтмен может по суду называться фашистом с 2019-го года, центральные газеты все еще стыдливо не пишут о том, что представители этой партии встретились с другими правыми экстремистами, с коллегами то есть и единомышленниками. Уместно ли это стеснение и деликатность? К чему приведет эта привычка к эвфемизмам и отказ называть вещи своими именами? Форма важнее содержания. Эпоха bullshit.

bildschirmfoto 2024 02 04 um 18.12.36

Никакого секрета в высоких цифрах право-экстремистских партий нет, крайне мало нового можно встретить под луной. Моральная паника — феномен не новый, порождающий поиск врагов и борьбу с ними. Врагами можно назначать кого-угодно: рептилоидов, мигрантов, евреев, вампиров, марсиан. Чем невероятнее, тем даже лучше. Чем больше паника, тем проще верить в конспирологию. Чем ниже уровень социального благополучия, тем проще ввести человека в панику. Тот, кто привык быть бесправным, охотно поверит в любые завиральные объяснения. A правые экстремисты предлагают рецепт: вот этих депортируем в Северную Африку и будет вам счастье. Ну как не поверить, когда поверить хочется?

Относительно новой можно считать идею «бензино-маскулинности«, в соответствии с которой мужественность прочно сплетена с понятием энергии: много мяса, чтобы были силы выполнять тяжелую физическую работу, много бензина, а лучше дизеля, чтобы ездить на большой красивой машине. Попытки отнять эти «исконно» мужские маркеры (давно ли они появились в обиходе, чтобы считаться исконными?), как-то предложение перейти на вегетарианство или хотя бы уменьшить употребление мяса в пищу или переход на более экологичные виды топлива, воспринимаются как нападение на личность, гендерную идентификацию и, естественно, вызывают бурное сопротивление. Почему мужчина вдруг должен перестать быть мужчиной? Вот на этом страхе и строится правая популистская повестка, уже давно ставшая радикальной. Страх подсознательный, а значит, работает, безотказно, Потому что там, где включается сознание, начинаются вопросы. А вопросы требуют ответов.

Опиум для народа работает исправно, пипл хавает всегда. Людям нужны хлеб и зрелища, а если настоящих нет, на то есть искусственный интеллект — нарисует вам каких-угодно. Виртуальным хлебом наесться затруднительно, хотя некоторые страны демонстрируют обратный пример против всякой логики, здравого смысла и физиологии. А вот виртуальные зрелища — это реальная тема. На любой вкус, фасон и возраст, нарисуют вам за недорого хоть ракеты, летящие прямо в больницу, хоть речь федерального канцлера, а хоть бы и горящую Москву.

Что же победит на данном этапе развития человечества? Любовь к культам или страсть ругать политику? Увлечение сказками или понимание своей отвественности и своего локуса контоля? Инфантилизм или процесс взросления?

По моим ощущениям корреляция биологического возраста и моральной зрелости людей стала стремиться к отрицательной.

Не хочешь пропустить интересное? Подпишись!

Standard
pexels photo 1734425
Блог

Рождество без Рождества

В Баварии законом предписали вешать христианские кресты во всех государственных учреждениях. Попытка опротестовать этот указ баварского министр-президента Маркуса Зедера от 2018-го года ни к чему не привела. Суд присудил правомерность этого решения.

Комментарии в соцсетях фиксируют с одной стороны непонимание христиан и возмущение атеистов, почему государство может предписывать религиозные символы в государственных учреждениях — в чем секуляризация? Почему в зданиях на стенах должно висеть символическое изображение средства пытки и жестокой казни?

С другой стороны, сторонники этого закона возражают — тогда откажитесь от рождественских премий и христианских праздничных дней.

Сводится ли христианство в современном мире к нескольким праздничным дням в году и подаркам? Символом чего тогда является крест?

Тема религии вообще и тема христианства в частности поднимается в этом году в новом ключе. Впервые за историю страны количество христиан — зарегистрированных и платящих современный аналог церковной десятины — упало ниже отметки 50%. Причиной массового выхода из церкви последних нескольких лет послужили в большой степени педофилические скандалы — массовые факты сексуальных преступлений по отношению к детям со стороны священников и реакция церкви как института на эти преступления (замалчивание и перевод священника в другую общину подальше, где об этом никто не знает).

Никаких демонстраций и массовых протестов в связи с этим не было. Просто люди стали массово выходить из церкви.

В этой реальности возникает резонный вопрос: если никто не будет ходить в церкви, что мы будем делать на Рождество и во что верить?

Рождество для многих верующих в Германии единственный повод в году, если вообще, сходить в церковь. Для большинства верующих христианство свелось к праздничным красивым церемониям: рождественская месса, крещение, первое причастие, красивая свадьба и отпевание покойника. На Рождество с Иисусом-младенцем мирно сосуществует немецкий «дед мороз» Weihnachtsmann. Несмотря на то, что уроки религии есть в школах, начиная в первого класса, многие дети на вопрос «что такое Пасха?» отвечают «это день рождения Пасхального зайца».

Хорошо, если нет христианства, то можно отменить религиозные праздники и сделать 7 добровольных светских праздников в году, которые каждый расставит сам, когда захочет. Но как быть с важной социальной объединяющей функцией праздника? Ведь очень многие люди отмечают Рождество не потому, что верят в рождение младенца Иисуса, а потому что отмечание праздников всей страной дает чувство принадлежности к чему-то большому, общему. Дань традиции.

Но что такое традиция?

Если никто практически не знает, что празднуют на Троицу, Страстную пятницу или Три короля, в чем традиция? Является ли хорошей традицией бездумное выполнением некого старинного ритуала, сути которого уже никто не помнит? И стоит ли сохранять такие традиции? Можно ли традиции менять? И как это делать?

Например, есть мнение, что религия задает ритм — определенный цикл повторений каждый год от рождения до смерти. Религия дает традицию праздника в определённое время каждый год и представляет собой таким образом древний календарь — жизненно необходимый во времена без повсеместного владения бесчисленным количеством календарей от декоративных бумажных до очень технологичных и функциональных дигитальных.

В Германии в этом году насчитывалось менее 50% христиан. Религия, следующая за христианством на втором месте, ислам насчитывает в своих рядах меньше 10% населения. В сумме примерно половина населения в той или иной форме определяет себя как верующих — какого ритма и графика им придерживаться? Общего, объединяющего в одно общество или каждой группе своего, возможно способствующего конфликтам на религиозной почве? А как же быть со свободой вероисповедания? И что означает эта свобода на сегодняшний день? Принудительное развешивание крестов в госучреждениях, ношение женщинами платков, держание вредных с точки зрения медицины постов?

Современные люди разделяют церковь и веру. Вера связана с определенной космологией, религия добавляет к этой космологии институт и ритуал. Но что такое вера кроме психической потребности человека верить? Вера в институт? Вера в учение?

Конкретные высказывания из библии не вызывают больше доверия у людей, люди стали слишком образованы. Мало кто образован настолько, чтобы хотя бы слышать о направлении исторической науки, изучающей библию в контексте реальных исторических событий — практической экзегезы. С точки зрения исследователей библии человек, известный миру под именем Иисуса Христа, действительно родился примерно на 2-3 года раньше принятого для отсчета «от Рождества Христова» времени, но не в декабре, а в сентябре, о чем указывает, например, появление в это время на небе кометы, известной из библейских историй как Вифлеемская звезда. А первые Евангелия появились только через 40 лет после описываемых событий. Евангелия появлялись на протяжении следующих 80 лет и из немногим более 130 существующих каноническими остались только четыре. Что можно описать через 40 лет и насколько эти описания соответствуют действительным событиям? Писали ли эти мемуары очевидцы или это записи устных пересказов? И такую ли важную роль имеет достоверность этих сведений в построении этической системы? А если этого ничего на самом деле не было, то заповедь «не убий» можно не выполнять?

Как бы там ни было, в то, что «Иисус воскрес через три дня» практически больше никто не верит. Почти 50% немцев, относящих себя к христианам, верят в бога вообще, но только 20% всего населения верят в учение библии и принимают буквально на веру то, что там сказано.

Доверие к церкви катастрофически падает. Современной церкви доверяют 9% католиков и 24% протестантов. По цифрам можно предположить эффект от педофилического скандала, но не только он является причиной утраты доверия к церкви. Церковь не соответствует современному миру, она консервативна, иерархична и враждебна к женщинам, несмотря на наличие протестантских женщин-священниц. Папа римский разрешил католикам благословлять однополые браки, в попытках привлечь молодежь священники снимают тиктоки и пилят контент в ютубах или блогах. Достаточно ли этого, чтобы привлечь внимание людей в современном мире, где больше ничего не происходит только в одном месте — вокруг церкви?

Церковь несет много социально важных функций. Чем хуже экономический уровень жизни и чем меньше демократизация общества, выражающаяся кроме прочего в правовом государстве, защищающем граждан, тем большую роль играет религия. Церковь защищает, помогает материально, является иногда последней инстанцией. Именно в этом, возможно, и была ее важнейшая историческая роль.

Психиатр и директор одной из берлинских психиатрических клиник Ирис Хаут в своей книге говорит о большой роли разговора с духовником для психического здоровья. Отсутствие этой практики сейчас значительно перегружает психотерапевтов. Во многих случаях, когда для решения проблемы было бы достаточно одного-двух таких разговоров, люди, не имея такой возможности, ищут помощи у психотерапевтов и застревают в длинных очередях и списках ожидания вместе с теми, кому нужна экстренная психологическая помощь и длительная комплексная терапия.

Еще одна важная функция церкви — помощь в обретении смысла жизни. Атеисты находят его в наполнении своей жизни в соответствии со свободой собственной воли. Но не все люди могут справиться с этой задачей самостоятельно и переносят ощущение автономии. Смысл жизни — это ощущение, потеря которого сопряжена не только с ухудшением качества жизни, но и с потерей здоровья. По исследованиям религиозные люди скорее склонны ощущать понимание собственного смысла жизни. Но в чем он? Религия дает людям готовый ответ на вопросы «что такое я?» и «что мне делать?». Эти ответы дают в свою очередь ощущение принадлежности и ощущения значимости своих действий. Искать эти ответы самостоятельно — нагрузка, посильная не для любой психики, и дается не всем, особенно в определенной культурной традиции, требующей авторитетов.

Традиция может быть разной и не всегда положительной, этически оправданной. Традиция подмены смысла формой, усиленная эпохой bullshit, создаёт опасность полной утраты смысла. Если ритуал подменяет идею христианства — в чем заключается его смысл? Человек ощущает свою жизнь осмысленной и значимой, выполняя определённый набор действий по традиции и не задумываясь об их истинном значении. Таким образом появляются русские православные священники, благословляющие на войну и объясняющие обязательность заповеди «не убий» только для гражданских, или мусульманские муллы, благословляющие теракты и джихад в европейских городах. И это не веяние времени или особенность русского православия или определённой ветви ислама, это просто последний во времени пример.

Поиск осмысленности действий через поиск себя может происходить не только в церкви. Помощь другим, принадлежность к сообществу — это содержание многих видов волонтеркой или благотворительной деятельности. Ощущение положительных последствий от своих действий можно найти различными способами от защиты климата до волонтеров, собирающих на ЗСУ или практикования йоги. Для благотворительности тоже не обязательно нужна церковь. Современный мир и интернет в первую очередь дает много возможностей найти единомышленников и друзей по интересам. Просто сейчас больше не достаточно выйти к церкви и изучить доску объявлений. Информации больше и иногда ее нелегко найти самостоятельно.

Наверное не случайно, что церковным благотворительным организациям, таким как Каритас или Диакония, люди, и молодёжь в том числе, доверяют значительно больше, чем церкви в целом. Интересная деталь — множество больниц, домов престрелых, детских садов и школ, носящих название католических или протестантских, не прекратят свое существование с исчезновением этих церквей, как можно было бы предположить. Эти организации являются вторым по счёту работодателем Германии после собственно государства и финансируются церковью от 2% до 10%, из церковного налога, который платят все верующие со своих доходов ежегодно. До 10% идёт на детские сады и школы, в медицинских учреждениях и того меньше, они финансируются государством. Проще говоря, если вдруг завтра католическая церковь прекратит свое существование, это никак не отразится на работе католических больниц или детских садов. Но разве церковь сводится к финансированию? Это ещё учение о любви или уже золотой телец?

Роль церкви как пула для добровольцев и волонтеров или как сбора средств, до 10% которых отправляются на финансирование школ и детских садов — в первую очередь социальная. Люди хотят ощущать свою социальную значимость и быть полезными для других. Людям нужно пространство для обмена и поиска информации, сбора денежных средств на социальные нужды.

Рассчитывать на добровольность пока не приходится. К примеру, как только прививки от короны стали необязательными, несмотря на все страхи и призывы к солидарности, старики и люди с ослабленным иммунитетом перестали их делать. Проще требовать солидарного поведения от других. Требовать всегда проще, чем соответствовать собственным требованиям. Все-таки, большинству людей пока ещё, похоже, нужен авторитет, который чётко скажет, что им нужно делать.

Общие праздники важны для общества, но как обосновать в светском, плюралистическом государстве, почему они должны быть только христианскими? Почему не может быть общих, экуменических праздников, объединяющих людей независимо от конфессии, учитывая, что строго религиозных людей в любой конфессии крайне мало?

Большое количество вопросов пока остается без ответов, но дает пищу подумать о роли и формате церкви в современном мире.

Если церковь для людей, а не люди для церкви, чему должна соответствовать современная церковь и какие нужды и запросы современного демократического, по большей части светского общества она могла бы удовлетворять? Неплохой умозрительный вопрос для Рождества.

Не хочешь пропустить интересное? Подпишись!

Standard
img 5369
Блог

Просто слова

Мы живём в эпоху bullshit и одно из ее проявлений — радикальная толерантность, как следствие произвольного использования слов. Все слова — это просто слова, они безобидны. Нельзя наказывать за слова, а как же свобода слова? Свобода, равенство и братство — слова любых белых мужчин имеют одинаковое значение, будь то хоть профессор, хоть мошенник, хоть просто дурак и горлопан.

Вот так просто представляют себе картину мира сейчас большое количество людей, а ещё больше просто об этом не думают. Зачем забивать себе голову какими-то абстрактными бреднями и демагогиями? Работать надо и кредиты выплачивать.

Правильно, а вы и не забивайте, так даже удобнее — за вас уже подумали другие, а вы просто делайте, что вам говорят, и не ропщите.

Не хотите так? Мы-не-рабы-рабы-не-мы? Ладно, давайте вместе думать.

Недавно я взялась читать книгу британской авторицы Reni Eddo-Lodge „»Why I’m No Longer Talking To White People About Race«“. На русском этой книги нет, но она должна была бы называться «Почему я больше не желаю говорить с белыми о цвете кожи». Меня задело название, ведь я белая — неужели я не смогу понять, о чем там? Я хотела проверить себя на толерантность и побольше узнать о том, о чем я знать не могу в силу цвета своей кожи. В конце концов книги и существуют для того, чтобы можно было получить чужой опыт.

Я узнала много вещей, но я увидела и много сходства в системе — как система сопротивляется тем, кто больше не желает быть покорно дискриминируемым и начинает подавать голос или даже бунтовать. То есть проблемы у разных групп дискриминируемых разные, имеют разные исторические предпосылки и проявления. Но реакция общества на предъявление претензий всегда одна. Когда женщины, представители сексуальных меньшинств, People of Color или жители страны, на которую напал сосед-агрессор говорят «Стоп! Хватит! Прекратите нас угнетать!», угнетатели мгновенно превращаются в жертв, лишаемых элементарных прав и проявляют в этом завидное упорство, холодность, бесчувственность и даже жестокость.

Почему так происходит? Жалко бывает только себя? Какие механизмы стирают напрочь совесть, человеколюбие и другие моральные компасы?

Странным образом все эти реакции проявляют не радикальные сексисты, расисты, гомофобы и прочие шовинисты, а прогрессивные либерально настроенные круги, от которых угнетенные ожидают поддержки и совсем не ожидают такого вероломного предательства. Если эти вот так, то что же говорить об остальных, более консервативных?

Рени Эддо-Лодж пишет в своей книге о том, что многим белым упрёк в расизме кажется хуже, самого расизма. Ничего не напоминает? Не буду вам подсказывать, вспоминайте сами и находите свои ассоциации. Делать можно — говорить нельзя 😉

Вместо диалога о дискриминации в обществе возникает диалог о «чувствительности» — People of Color, женщины, сексуальные меньшинства или люди, которых прямо сейчас убивают, должны просто быть более сдержанными и не так эмоционально реагировать на то, что с ними происходит. Да, дискриминация, но нельзя же вот так об этом взять и сказать, нисколько не заботясь о том, как это возмущение заденет нежные чувства угнетателей, ну в самом деле? Это не по-христиански, недемократично и вообще, 21-й век на дворе!

Рени Эддо-Лодж приходит к выводу, что белые, воспринимающие критику системного белого расизма лично, действительно являются частью проблемы. И с этим трудно не согласиться. По-моему, именно этот феномен описывает русская народная пословица на воре и шапка горит и немецкая поговорка fühlst du dich angesprochen? Человек, который не является частью проблемы, вполне в состоянии осознать наличие проблемы без того, чтобы впадать в негодование и агрессию.

Аспирин на всех действует одинаково. Поэтому при совершенно разных ситуациях мы можем наблюдать работу одних и тех же механизмов защиты.

В ответ на про-палестинскую позицию Греты Тунберг, немецкое движение климат- активистов решительно отмежевалось от анти-израильских (а на самом деле откровенно антисемитских) настроений, сейчас слишком активно демонстрируемых по всей планете, начиная от американских профессоров и заканчивая беженцами, убежавшими от исламистов- террористов в Европу. Луиза Нойбауэр в своем обширном интервью газете Die Zeit говорит о многих проблемах, странно пересекающихся с другими такими разными, и такими похожими ситуациями.

Что происходит, когда слова — просто слова? Ими можно жонглировать в любом порядке, все равно никто не вдумывается в смысл. Тогда можно уверенно заявлять, что израильтяне — это носители white privilege, а палестинцы — это индигенное население, угнетаемое колонизаторами израильтянами и продавать это всё как пацифизм, антиколониализм или борьбу за права человека. Все равно никто не заменит подмены. Тогда можно произвольно фокусировать однобокое представление страданий палестинцев в историческом контексте и полностью отрицать страдания евреев и тем более их исторического контекста. Можно просто разбрасываться словами «Холокост», «геноцид» и слать побольше жёстких картинок с плачущими, изувеченными, а лучше всего мертвыми детьми. Тогда голова отключится совсем и никто не заметит не то, что подмены понятий, а даже того, что картинки не подлинные, а сляпанные на коленке произведения искусственного интеллекта. Ну кто будет рассматривать внимательно эти произведения, у кого хватит на это сердца? То-то! А если это все ещё не поможет, то отбитым наглухо бесчувственным немцам, лишенным генетически какой- нибудь загадочной души и элементарной человеческой отзывчивости можно сообщить, всем разом в лице одной, удачно попавшей под руку, да хоть бы и Луизы Нойбауэр, что это у нее просто германоцентристская оптика и зудит вечная истЕрическая вина за Вторую мировую, мешающая развидеть наконец «Free Palestine from German guilt».

Когда речь заходит о евреях, они оказываются вне расизма. Антисемитизм легко приспосабливается к такой ненавистной в других случаях white privilege. Оно и не удивительно — наконец-то найдены белые, которые и так всегда во всем виноваты.

Как бороться с просто словами, как самому не попасть под очарование словоблудия? Начать задавать себе не всегда приятные вопросы.

«Мы можем и будем критиковать политику Израиля» — что это значит? Понятное дело, что речь идёт не о когнитивной способности критиковать политику любого государства и не о самоцензуре. И свобода слова тут совершенно ни при чем — думать можно в принципе все, что угодно.

Нет, речь идёт о чувстве морального превосходства. Чтобы критиковать и давать нравственную оценку чему бы то ни было, нужно самому находиться на более высокой нравственной позиции. Например, самому побывать в подобной ситуации и поступить иначе, приложив недюжие усилия, чтобы не пойти по более легкому — критикуемому — пути.

Другой вопрос, как эта критика поможет критикуемому. Но это о целесообразности, а мы пока остановимся на моральном праве. Тварь я дрожащая или право имею? Конечно, имеешь, — доставай из-за спины топор и руби свою старушку с чувством полного морального удовлетворения и превосходства над убиенной.

Free Palestine — что это значит? Что это — Палестина? Где это, кто ее населяет, кто ее представляет, чем живет эта страна? Это страна? Это территория? Это этническая группа? От кого ее надо освободить? Это много вопросов, требующих элементарных знаний предмета, которые нельзя получить из ролика на ютубе «Все, что ты хотел знать о Палестине, за 10 минут» и тем более из 30-секундного тиктока. Но тратить время некогда, да и не интересно. А кричать лозунги легко и приятно.

Понятия колониализм, колонизаторы — это вообще страшная тема. Рени Эддо-Лодж убедительно показала в своей книге, что даже самые прогрессивные в мире британцы не справляются с колониализмом, куда уж остальным, сирым и убогим?

Реакция привилегированных (агрессоров, угнетателей) на упреки всегда одинакова: ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать. Проблему не надо решать, о ней достаточно говорить. Потому что решение проблемы избавляет от эксклюзивности, теряются бонусы для элиты за счёт действительно страдающего большинства.

Пока у войны и угнетения будут свои бенефициары — то есть всегда — они будут упорно защищать свои бонусы и говорить «это другое». Эпоха bullshit. Просто слова.

Или не просто?

Не хочешь пропустить интересное? Подпишись!

Standard