Сейчас не канун Нового года, но из-за годовщины войны, развязанной россией в Украине, из-за убийства Навального, и непрекращающихся демонстраций против правого экстремизма в Германии, хочется не то, чтобы подводить итоги, но как-то собрать свои впечатления и понять, на каком я, собственно, свете (спойлер: на этом, и всяческое не дождетесь всем, кто уж радостно встрепенулся и понадеялся).

Впечатления буду сортировать в порядке хронологии их прихода в мою голову (кого веселит слово приход, все-таки дождитесь 1-го апреля и веселитесь легально, чего уж там).

Убийство Навального оказалось для меня не столько ужасным, сколько обыденным и ожидаемым. В том смысле, что к ужасу происходящего в россии пришлось привыкнуть — нет такого абсурда, который не мог бы там произойти. Для себя я поняла, что Алексей больше никогда не выйдет живым оттуда после его внезапного исчезновения и последовавшего через несколько дней такого же внезапного обнаружения где-то за полярным кругом. И песенка «где-то на белом свете, там, где всегда мороз» стала вдруг какой-то зловещей, как и все сейчас в россии. Там больше нет невинных вещей, не осталось. Остались люди, которых разглядеть с каждым днем все сложнее и сложнее.

Вся русская общественность впала в великое горе. Люди тысячами вышли на демонстрации в импортных городах и стали писать еще больше постов, причисляющих Алексея к лику святых. Я стала злой и циничной, я не могу понять, где были эти люди, пока Алексей был жив? Почему не ходили на многотысячные демонстрации зарубежом с требованиями к правительствам своих стран, походатайствовать об освобождении хотя бы Алексея, я уж не говорю о других политзаключенных?

Как-то было недосуг. Да и незачем, видимо. Теперь все горюют.

Горе вместо действия. Я видела это в своей частной жизни. Я помню, как это, когда говорят «смерть близкого? ну что ты понимаешь, тебе легко, а вот нам!» Ну да, есть люди, которые даже на похоронах норовят быть главнее покойника. Вначале украинцы не понимают тягот русских в бегах. Потом полный интернет «вдов Навального». Это когда Юлия Навальная мужественно выходит под камеры и говорит, и просит, и требует «не молчите! не сдавайтесь! не бойтесь!» Ну что Юлия, когда у людей горе. Не до Юлии им теперь. Горевание заменяет действие. Горевание и есть действие, оно позволяет чувствовать себя человеком и человеком неплохим.

Ну вот сходили на демонстрацию, сразу после того, как вышли из очереди за Надеждина и по пути забежали на сеанс фильма «Мастер и Маргарита», возвели Алексея Великомученника в статус святых, отменили бутерброд, и Крым заодно — справились. Теперь те же самые люди, которые с жаром доказывали, что выборы в россии — это игра в карты с шулером, призывают правозащитников защитить теперь уже их попранные кем-то права. А кем? Шулером, наверное. Тут помню, тут не помню — старый мем из советского кино. Когда удобно, «с шулером в карты играть не садятся», а когда удобно «свободу политзаключенным».

Ай, ну конечно же, я ничего не понимаю и все передергиваю, и оптика у меня стандартно не та. Все то и все так исключительно у тех, кто мне это говорит, так уж повелось. И все в россии не так, умом не понятно, аршином не измеримо и душевно-загадочно. И Украину сюда приплетать не надо, при чем тут Украина? Ну какая еще Украине, когда Шульман авторитетно вещает из всех утюгов, что в там люди такие же, но автократия не прижилась. Оттого не прижилась, что нет такой солидаризации силовых структур, то есть не так все страшно было при Януковиче, будь он неладен. Не страшно? Я вспоминаю времена Майдана — это когда демонстрантов расстреливали снайперы из винтовок, а все мои знакомые русские тайно или явно потешались над майданутыми и кастрюлеголовыми украинцами. Самые толерантные тогда говорили «ты что, хочешь майдан?!» А в это время в России люди покорно шли под камеры всех СМИ в автозаки и никто их не пытался отбивать, потому что надо, чтоб без насилия, или выкупать за взятки, потому что в России победили коррупцию, наверное.

А теперь все заняты горем.

И вот уже два года идет горячая война по всей территории Украины. И мы по-прежнему почему-то обсуждаем, можно ли Украине стрелять по россии. Ну как обсуждаем. Военные говорят «конечно, можно, а как вы представляете себе ведение боевых действий?» Международное право говорит «конечно, можно, это гарантированно правом на защиту от нападения», но наши, немецкие политики говорят «нет, стрелять обратно нельзя, потому что … мы сами еще не придумали, почему, но почему-то точно получается, что нельзя, а то будет эскалация. Сейчас-то ее еще нет, а вдруг мы ее спровоцируем нашими неосторожными действиями? Давайте все передеремся пока, только осторожно. Давайте опять дадим, но не дадим необходимое оружие Украине. А пока мы тут будем спорить о резонах, наши правые объяснят нашим избирателям, почему нам слишком дорого обходится эта война — 240 миллиардов наших тугриков, как с куста!»

Русские горюют, немцы погрязли в бесплодных обсуждениях ничего, а украинцы пошли на демонстрацию. Хотя, это смотря где читать. Если читать украинские паблики, то украинцы вышли во вторую годовщину войны. Если русские, то русские вышли почтить память Навального (тело Навального все-таки отдали матери, вопреки отсутствию решительных протестов на этих выходах), а немцы вышли против правого экстремизма, не забыв между делом вызвать русского посла на ковер и потребовать объяснений в связи с балаганом вокруг смерти человека. У каждого своя война, у каждого своя демонстрация. А вдруг эти вещи как-то связаны? Да ну брось, глупости, это уже конспирология.

Люди или не ходят на демонстрации вовсе, или ходят каждую неделю, как в клуб. А оно и понятно. Церковь потеряла свою значимость, клубы по интересам больше не модно, да и некогда, число одиноких домохозяйств неумолимо растет. Где людям общаться и находить компанию по интересам? Хоть Stuttgart 21, xoть Querdenker, xоть против правого экстремизма, хоть за мир — занятие на выходные. Что плохого в том, что люди собираются? Свобода собраний же! Да ничего плохого в свободе собраний нет. Плохое в подмене формой содержания. Демонстрация — способ коммуникации с властью. Когда у коммуникации нет послания, связь не получается. Тишина в трубке, нет приема. Демонстрация без конкретных требований — форма без содержания. Шум есть, масса и количество есть, толку нет. Никто не слышит и не отвечает, потому что отвечать не на что.

Украинцам в Украине не до демонстраций, ну какие демонстрации сейчас? Прекратились бы воздушные тревоги, хоть на неделю, а лучше навсегда. Украинцы в Германии выходят на демонстрации и говорят «я не выбирала эту страну, там я была человеком, а тут я никто, мне тяжело быть беженцем». Как это слушать им, тем кто выбрал остаться там, под обстрелами? Как это слушать тем, кто выбрал приехать сюда «в комфортабельных лимузинах и получить миллион при пересечении границы»? Тем, кто выбрал остаться там, им надо выжить, им не надо вспоминать в конкретную дату, как страшно было утром 24-го февраля, потому что оно у них до сих пор не закончилось. На любом языке. Тем, кто выбрал уехать сюда, где взять сил, чтобы не уйти в свою комфортабельную немецкую жизнь без украинцев и войны и не закричать такие соблазнительные лозунги правых про «Ausländer raus!»

А лозунги эти заботливо готовят в соседних помещениях с теми, где клепают бомбы, которые градом сыпятся на Украину каждый день, а не только в годовщины.

У каждого своя война и своя демонстрация. Или все-таки мы все случайно закономерно оказались на одной и той же?