Современный дискурс охватывает большое количество вопросов, суть которых не всегда и не всем понятна. Активисты движения Fridays For Future подают иски на своё правительство в суды ( и некоторые успешно их выигрывают), в то время как их соотечественники иронизируют над ними и не отличают климат от погоды.

Но на то и нужен свободный демократический дискурс, чтобы могла быть высказана любая точка зрения. Можно поспорить о том, был ли прав Хабермас, задумывая свою делиберативную демократию, в которой каждый честно говорит своё мнение, не пытаясь обманывать и манипулировать. Но бесспорно одно — в общественном дискурсе свобода предполагает не только высказывание своей точки зрения, но и выдерживание противоположной, какой бы глупой и странной она вам ни казалась.

Для меня наступил момент проверки на вшивость свободу, когда я прочитала о том, что в английских университетских больницах собираются запретить понятия материнское молоко, а также мать и отец, чтобы не задевать чувства транслюдей. Более толерантными почему-то считаются громоздкие родивший родитель и со-родитель.

Возможно я сейчас обнаружу свою дикость, а может, наоборот, проявлю свободу не соглашаться со всякой ерундой, но мне правда не понятно, почему тот человек, который родил другого человека, не может называться мать? Тем более, что это только биологическая функция. Что именно дискриминирует человека, который не может родить сам? Ведь родить сам не может не только трансгендерный человек, но и любой человек мужского пола. Кроме того не все люди женского пола, которые теоретически могут родить, делают это в действительности. Я отказываюсь понимать слово дискриминация как я хочу, а мне не дают, потому что дискриминация — это все-таки о правах, а не о хотелках.

Чем оскорбительно материнское молоко? Почему до сих пор не оскорблялись отцы и некормящие женщины? Изначально движение в защиту ЛГБТ было о разнообразии, о том, что есть много разных, непохожих людей и это прекрасно. Теперь разнообразие хотят урезать и всех причесать под одну гребенку, что никто не расстроился, что есть ещё и другие, непохожие. Разве в этом был изначальный смысл? Разве такого равенства хотели те, кто боролся за свои права? Равенства одинаковых? Равноправие и равенство — это разные вещи.

Но если вы думаете, что дальше уже некуда, то дальше куда есть всегда. В то самое время, когда одни активисты пытаются вынудить правительства уже не уличными протестами, а через суд сделать хоть-что-нибудь адекватное в климатической политике, другие буйные головы задают обществу вопрос: что хуже для климата — дети или домашние животные?

Вопрос логичный — любая форма жизни на Земле оставляет след в климатической оболочке. И самый циничный, но тем не менее верный ответ — совсем без людей климат сохранится самым лучшим способом. Это ещё Сталин сочинил: нет человека — нет проблемы. Только какой из этого следует сделать вывод? Спасать планету любой ценой — для кого? Для микробов и коронавирусов? Или климат-активисты стали большими поклонниками методов Сталина? Звучит как бред.

Здесь можно начать говорить об эффекте маятника. Если пружину долго сдерживать и отпустить, то маятник шарахнется со страшной силой в другую сторону (тут главное не стоять под ним и не получить по башке этой страшной силой). И будет так раскачиваться до тех пор, пока не остановится где-то посередине. Где-то я уже такое слышала … Невидимая рука рынка? Все в мире придёт на круги своя? Вода в сообщающихся сосудах? … А где же воля человека, его умение, сноровка и напор? Опять никакого человека, а одни микробы, коронавирусы и теперь ещё взбесившийся маятник.

Но только ни микробам, ни тем более маятникам свобода не нужна. Свобода — право и привилегия человека. Свобода думать, делать, говорить, выдерживать несогласие — свобода жить и строить свою жизнь.

А пока я это все пишу, в далекой стране происходит какая-нибудь очередная очень опасная мутация чего-нибудь, и вся свобода, климат и трансгендеры вместе со мной накроются медным тазом. Но пока ещё не накрылись, я ещё немного попишу — на долгую память микробам, коронавирусам и маятникам.