С некоторых пор меня занимает мысль, как это так выходит, что при всеобщей свободе слова и доступности любой информации у людей нет своего мнения. То есть вроде бы и есть, но когда пытаешься его понять, уточнить, спросить, получаешь не объяснение, а агрессию в ответ. Моя подруга утверждает, что корона устроила нам всем тест на сообразительность и далеко не все его прошли.

Вполне возможно. Но я наблюдаю этот процесс уже давно, ещё задолго до появления короны. Процесс этот, как и положено процессам, динамичен и имеет свой вектор развития. Лет 20 назад была эра дискуссий. Вполне возможно, что я сейчас по-старчески брюзжу, но я немного скучаю по этому времени. В интернете можно было встретить массу людей и с ними было интересно разговаривать, спорить и обсуждать что-угодно.

Потом наступила эра интернет-срачей и спор превратился в спорт. Людей в интернете стало больше, а интересных разговоров меньше. Популярными стали повсеместные соревнования в остроумии и крепости нервов. Но и этот этап закончился и пришло время водоразделов. Появилась масса тем, стимулирующих интернет-сообщество к разделению на субсообщества и запечатыванию в своих информационных пузырях.

Пузыри запломбированы и задраены накрепко, враг не пройдет. Наступила эра миссионерства. Все мнения сложились, все аргументы высказаны, все лагеря сформированы. Никто не хочет слушать никого, все хотят говорить. В интернете восстановился оглушительный гам. Все свободны, все толкают друг друга локтями и бьют по ушам. На каждого большого оратора приходится свой хор восторженных и согласных, которые на самом деле поют оду себе, каждый со своей маленькой трибунки.

Казалось бы, в чем проблема, когда свобода торжествует? Нет границ — ни географических, ни нравственных. Хайп — наше все. Ради хорошего хайпа ничего не грех.

Люди перепутали самомнение с мнением. Иногда ты читаешь какую-то книгу, или блог, или даже смотришь какой-то репортаж, документацию, фильм — и твое внутреннее ощущение, которое до этого дремало где-то там, на краю сознания, вдруг откликается на слово. И смутные ощущения обретают конкретную форму. Это твое мнение? Нет. Это мысль другого человека, скорее всего, даже о чем-то совершенно о своем, внезапно откликается в тебе.

Возможно, это смутное ощущение задремлет после этого внезапного прозрения и больше никогда не встрепенется. Возможно, другое слово в другое время опять разбудит твою мысль и заставит сомневаться и мучительно искать ответ: так как теперь? да или нет? Возможно ты сам, однажды проснувшись, перелопатишь горы информации и найдешь одно, но то самое, верное слово — свое, не чужое, выстраданное. Мнение. Верное, не верное, глупое, наивное, мудрое, заблуждающееся, неопытное, экспертное. Твое. Мнение.

Но скорее всего ничего из этого не произойдет. У тебя внутри уже есть то, что заменяет тебе все вышеперечисленное. Самомнение. Возможно, ты видишь себя мудрецом, познавшим все тайны мироздания, и тебе просто нужна трибуна. Такие мудрецы действительно встречаются, но кроме самомнения у них есть нечто ещё. Возможно, ты видишь себя философом, способным анализировать все и отличать зерна от плевел. И такие экземпляры встречаются, но им так же требуется нечто большее, кроме собственной уверенности. Возможно, ты даже ницшеанский сверхчеловек, миссия которого вести за собой неразумную толпу. Но тут даже у Ницше были трудности с обоснованием природы сверхлюдей, а ты ведь даже и не Ницше.

Мне хотелось найти для себя ответ. Как люди, разумные и рациональные существа, единственные на этой планете, которые способны к саморефлексии, интерпретации и выявлению причинно-следственных связей явлений, могут забросить все свои чудесные способности ради иллюзорного ощущения собственного величия? А где же способность сомневаться? А где же самоирония?

Знания — суммарный опыт человечества, продукт коллективного разума — мы начинаем получать в детстве, в школе. Именно в школе мы начинаем учиться или добавлять к нашему личному опыту проверенный веками опыт других людей. Как происходит эта наука? Все знания, доступные нам, сосредоточены в одном наставнике и в одном учебнике. Передача знаний основана на вере в их неоспоримость и авторитете наставника. Никто не смеет задавать вопросы, поэтому никто не знает, как отличать знания от всего остального. Школа не учит, где искать и как отличить. Школа авторитарна. Недавно одна женщина в Фейсбуке с теплом вспоминала учителя своего детства, который вдалбливал детям правила русского языка, выставляя на всеобщее посмешище «провинившегося недоумка». После школы мы твердо усваиваем, что не знать — это стыдно. Поэтому мы готовы мести любую пургу, лишь бы не стать опять тем самым недоумком, над которым гогочет весь класс, съезжая под парты. Мы судорожно выискиваем орфографические ошибки, не замечая бессмысленности слов. Риторика важнее смысла. Нагромождением красивых слов пристало прикрывать пустоту фраз. Так нас научили в школе.

Становясь взрослыми, мы не приобретаем мнений. Наше, воспитанное школой самомнение, предлагает всего лишь два пути. Первый — найти правильный учебник и учителя. И следовать им беспрекословно. Второй — самому стать правильным учителем и написать свой учебник, чтобы вести за собой толпу недоумков, тех самых, над которыми так весело было смеяться на уроках в школе. Не задавать вопросов, не сомневаться, не думать. Главное — не думать.

Но если не думать, откуда же можно узнать, что учебник — найденный или написанный тобой — единственно верный?