Блог

Культура отрицательного по-русски

Что-то меня в последние дни все меньше тянет открывать новости, а ещё меньше читать Фейсбук. А что там нового можно узнать? Лучше потратить душевный ресурс на помощь какому-то конкретному человеку, раз я все равно не могу самостоятельно прекратить войну.

Давно я никого не осуждала, пора исправляться. Шутка, если что. До сих пор некоторые люди в Фейсбуке плачут, как им тяжело и как они лезут на стену. Хотя не понятно — чего теперь уж лезть, когда во всех странах — и приличных, и не приличных — есть свои волонтёрские движения помощи людям из Украины, в которых каждый посильно может поучаствовать, было бы желание.

Моим знакомым и друзьям, имеющим хоть какое-то отношение в России, устраивать эти интернетные плачи Ярославны совершенно некогда. А потому что они все после работы и в свободное время бегут кто куда. Куда? Кто в лагерь волонтеров на смену, кто на вокзал встречать украинцев с поезда, кто на горячую линию, кто в волонтёрские группы помогать словом и делом. Кто-то оттащил в склады для беженцев уже все, что можно было оттащить, а кто-то помогает нуждающимся из своих личных средств и покупает … да хоть бы вот чемодан! Вы, вот к примеру, знаете, топ-5 вещей, которые сейчас необходимы людям?

1. Детское питание.

2. Сухие растворимые супы и вторые блюда (потому что часто в лагерях для беженцев одна сухомятка).

3. Чайник, чтобы можно было развести эти продукты горячей водой в любое время, а не только во время завтрака, когда можно притащить из столовой кружку кипятка.

4. Велосипеды, самокаты и книжки для детей.

5. Чемодан (потому что в эвакуационных поездах люди ехали по пятеро на полке и лежа прямо на полу, не до чемоданов было).

Ну это же надо что-то делать. А можно писать в Фейсбуке об отмене русской культуры. Или вот обо всех коллективных винах (не тех, которые пьют). Ну или на худой конец о том, как всех русских не любят во всем мире, а теперь вообще не полюбят никогда.

Симоньян орет дурниной в гостях у соловьева, как нас вынуждают там что-то и что-то. Да и пусть бы симоньян, тоже мне фигура. Но ведь и оппозиционная либеральная Россия все твердит о каких-то нас, которых теперь не любят. Да кто это мы-то? Ну что они, все поголовно обчитались Макинтайра и уверовали, что вне коллектива индивид не обладает способностью к разуму? Очень сомневаюсь. Да и вряд ли они знают, что это вообще за Макинтайр, будь он неладен.

Встречая украинцев — на вокзале ли, в интернете ли — становится понятно, что Революция достоинства была названа таковой не просто так. Достоинство — не просто пафосное слово. Люди действительно ощутили за эти чертовы где-вы-были-8-лет свое человеческое достоинство. Почувствовали, что они не просто какие-то бесправные животные или предметы в большом механизме, а личности — самоценные, на что-то влияющие, принимающие решения и совершающие поступки. И этим личностям не надо прикрываться никаким мифическим мы. Да, есть попытки внедрения националистических идей под видом патриотизма, используя общее эмоционально-нестабильное состояние травмированных войной людей. Но сегодня не об этом. Об этом в другой раз.

Сегодня о том, что каждый раз, разговаривая с кем-то из России, неизбежно натыкаешься или на величие или на какое-то мифическое мы.

Солдаты на войне тащат по домам чьи-то ношенные женские трусы, окровавленные сережки, детские игрушки и AirPods — без элементарной брезгливости. Некоторые люди охотно пишут о том, что это не русские люди, а какой-то бурятский плебс из глубинки. Не буду уподобляться этим расистским повествованиям, тем более, что ничтожность интеллигенции выходит не так уж далеко ушла от этих одичалых в Великой России солдат.

Зачем им всем это величие, эта причастность к чему-то огромному, непостижимому? Не для компенсации ли собственной, индивидуальной ничтожности? Кто-то сережки ворует, кто-то печётся об имидже нас — просто культурный уровень у всех разный. Но суть этого явления одна. И даже тут неизбежно срабатывает эффект противоречия: величие рождается из суммы частных ничтожеств, и совершенно никого это не удивляет. Отрицательное величие.

Хотя, чему же удивляться? Вначале был отрицательный рост экономики, потом отрицательное всплытие флагмана. И апофигей — и никак иначе — это отрицательное величие.

Кому и зачем надо прятаться за это мы, великий русский народ, великую русскую культуру и русский мир наконец? А где же личность, отдельный человек?

Что переживать за отношение к русскому балету в мире? Сходи да посмотри, если так любишь. Что переживать за судьбу русской литературы — достань с полки книжку да прочти. Что переживать за то, что кто-то теперь будет ненавидеть русских — пойди в лагерь к украинцам да покажи, что есть хотя бы один порядочный и нормальный русский человек. Без демагогии. Без надрыва. Без истерик и заламывания рук. Но это надо сделать. А говорить — проще.

Хотя кому я все это пишу? Те, кто это прочитает, и так все это уже давно делают и ничего такого не думают. А те, кто продолжает лить слезы по утраченному величию, меня читать не будут. Они заняты. Они пишут пафосные речи в Фейсбуке и разят глаголом всех врагов.

Кстати о глаголах. Ещё вот модно обижаться на пожелания смерти русне. Многие украинцы говорят сейчас о том, что они переживают страшный опыт, о котором даже не предполагали. Психика защищается и выдает всепоглощающее чувство ненависти, ко всем без разбору. Люди думающие не могут отменить это чувство, но могут рефлексировать — и понимать, и осознавать, и ужасаться собственной способности так чувствовать. Но это реакция организма, это пройдет. И каждый, кто переживает сейчас это страшное разрушительное чувство, знает внутри себя, что оно не относится ко всем. И даже язык, который не обманешь, безошибочно выбирает из всех вариантов русня, не намекая, а совершенно четко показывая, что имеются в виду не все поголовно русские, а те из них, кто сейчас делает всякую хуйню. Потому именно русня, а не что-то другое.

Странно одно, почему кто-то, кто никакой хуйни не делает, а даже и наоборот, читая «смерть русне», думает, что это — про него? Может быть, язык честнее, чем некоторые из нас сами к себе? Может быть это хлесткое словечко русня что-то такое задевает в душе? У русни ведь не может быть никакого человеческого достоинства. Это даже и не люди толком, а какие-то говорящие неразумные животные, выходит.

Чем животные отличаются от человека? У них есть все функции, связанные с жизнедеятельностью, но нет сознания. Животное не осознает себя, не отделяет себя от других и не имеет способности к рефлексии, то есть не может получить и осознать личный опыт. Поэтому даже те формы животных, которые очень похожи на человеческие сообщества, действуют инстинктивно. Они не знают, зачем они это делают. Они даже не знают, что они вообще что-то делают. Они в принципе не знают. Они просто продолжают некую биологическую программу только потому, что прежние особи с такой программой случайно выжили в эволюционной цепочке.

Мы и величие — это биологическая программа случайно выживших. Станет ли она русской культурой — культурой отрицательного роста, отрицательного всплытия и отрицательного величия — в руках тех, кто всё-таки способен к осознанию и не желает лишать себя человеческого достоинства ради невнятных завиральных идей.

Не хочешь пропустить интересное? Подпишись!

Стандартный
Блог

Философы тоже люди

Ездила тут на днях в университет — так-то, как многие сейчас, из дому работаю. В университете никакой войны нет и хоть где-то глоток свежего воздуха. И может быть, кому-то это покажется циничным, но нам всем по возможности нужно искать сейчас этот глоток, чтобы не сойти с ума. Если совсем некуда пойти, закрыть новости и открыть что-то другое в своем телефоне.

Я хожу сейчас по улице с развевающимися украинскими лентами. Иногда кто-то подходит и заговаривает, иногда нет. Но люди их видят, а значит, помнят об Украине.

В университете, конечно, речь тоже зашла об Украине. Не все решились заговорить об этом со мной. Есть у моих немецкоязычных соотечественников такая черта характера — не заговаривать на потенциально неприятные темы. Мало ли, а вдруг для меня эта тема слишком травматична — вон, как ленты за спиной развеваются. Как по мне, так лучше говорить. Молчание — далеко не всегда золото. А чаще оно просто убийственно.

Слышу краем уха — мужики затерли за войну. Сидят, обсуждают, горячатся. Философы-не философы, а затереть за войну мужикам святое дело. Прислушиваюсь, чего они там трут между собой. Они увидели, что я слушаю, засмущались, но говорить не перестали. Повернулись ко мне и громче стали говорить, чтобы мне было удобнее слушать. Я редко, кого слушаю в принципе. Поэтому нет для знакомых со мной мужчин большей радости, чем привлечь своими разговорами мое непродолжительное, легкомысленное и ветреное внимание.

Дослушиваю до момента «может быть, Украине действительно лучше сдаться? Может, украинцам будет лучше под Россией?» с вежливой улыбкой и, как всегда, перебиваю и совершенно не вежливо, не как положено женщине, смиренно, тихо улыбаясь, кричу «не смей так говорить!». Ну что с меня взять-то? Кто этих баб в философию вообще пустил? Ни терминологии, ни выдержки.

Мои коллеги хоть и мужчины, но всё-таки немецкие, а значит, воспитанные, культурные и вежливые. Они всегда мне прощают мое безобразное эксцентричное поведение и слушают меня снисходительно, как ребенка. Терпеливо выслушивают мое мнение. Продолжают обсуждать, имеет ли государство моральное право не выпускать мужчин определенного возраста из страны во время войны. Отвечаю — принудительной мобилизации нет. Да, но есть принудительное ограничение свободы передвижения. Отвечаю — идёт война, ежедневно гибнут люди, а какие обязанности есть у граждан перед государством? Мне терпеливо отвечают — обязанности граждан исполнять закон.

Потом мне нужно было бежать на поезд и я не успела сказать, что я думаю об обязанностях граждан. Пыталась на бегу рассказать своей женской коллеге, но она устала, у нее был длинный и тяжёлый день, она не могла больше философствовать в такой поздний час. А мне не хотелось никого мучить ни войной, ни тем более своими философствованиями в три часа ночи.

На прощание я сказала, что мой моральный долг и обязанность сегодня были надеть эти желто-голубые ленты, и возможно, именно это спровоцировало моих коллег заговорить всё-таки об Украине. И убежала на поезд.

Что я думаю о долге граждан перед государством, я вам тут напишу на всякий случай. Вдруг пригодится.

Исполнять законы не может быть долгом граждан уже потому, что это предпосылка существования государства. Если в неком образовании нет законов или они есть, но их никто не исполняет, то никакой легитимации (вот где это слово наконец по делу!) у этого образования нет. И государства тогда нет. И законов нет. А значит, и исполнять нечего.

А гражданский долг — это ходить на выборы, например, или активно участвовать в политической жизни на любом доступном уровне. Ещё гражданский долг — выходить на митинги и не молчать, когда видишь, что государство действует не в твоих интересах и не от твоего имени. А в крайнем случае, когда гражданский мирный протест не помогает, консолидировать гражданское общество и осуществлять акты гражданского неповиновения — не платить налоги, саботировать преступные законы и «шатать тюрьму», если понадобится. Кто этого не делает, тот потом на нюрнбергских процессах говорит «я просто исполнял приказ».

Ехала я вчера вечером домой и все думала, что это за бредовые идеи у моих коллег-философов — сдаться, украинцам под руководством России будет только лучше — где это они понабирались? Умные же, хорошие все люди.

Оказывается, не сами придумали, как водится, а как же. Я тут за изучением ежедневных военных сводок и перекличкой своих друзей отвлеклась и упустила из виду, что говорят немецкие интеллектуалы по поводу войны. Я-то наивно полагала, что тут у всех нормальных людей, которые не друзья этого странного человека и не путинферштееры, особо и разногласий быть не может по теме. А вот и нет. Не надо быть такой самонадеянной.

Коллега, давно ушедший из науки в паблисити, философ Ричард Давид Прехт, вот кто продвигает эти идеи. Нашел время, молодец.

И люди в комментариях пишут — что же вам не нравится, мнение-то аргументативно обосновано.

Так это профессия философа — аргументация и обоснование. Кто же может обосновать что угодно лучше, чем философ?

Философ ты или не философ, академический ты червь или медийный титан и властитель дум, большой у тебя медийный охват или никакого, нас всех однажды спросят, что мы делали весной 2022-го года.

Я не спорю, это важные философские вопросы — может ли государство требовать от своих граждан воинской повинности? Можно ли не выпускать из страны людей по половому признаку? Что такое государство и что такое гражданин? Какой долг несёт государство перед своими гражданами и что в себя включает гражданский долг? Нужна ли воинская обязанность?

Только давайте мы ответим на все эти вопросы после того, как на головы мирных людей перестанут сыпаться бомбы, а из интернета исчезнут фотографии раненых и убитых детей.

Философы живут долго, потому что философский анализ успокаивает и уравновешивает. Но сейчас я не могу заниматься этими философскими вопросами. И не только потому, что вопросы эти лежат за пределами моей области исследований.

Философ в первую очередь тоже человек. Хотелось бы, чтобы медийные философы об этом тоже не забывали.

Слава Украине!

Не хочешь пропустить интересное? Подпишись!

Стандартный
Блог

Публичное одиночество

Сейчас, когда цифры заболеваний в Германии наконец-то стали ниже, чем градусы Цельсия на градуснике, появляется все больше и больше разговоров о том, как пандемия повлияла на социальную жизнь и что люди стали во время локдауна более одинокими.

Локдаун в Германии отличался от локдаунов в других странах. И, строго говоря, я не до конца понимаю, почему у нас вообще это так называлось. Ни в какой момент времени пандемии в Германии не было общего запрета выходить на улицы. В отдельные промежутки в отдельных федеральных землях и городах нельзя было выходить после 9-10 вечера, что не очень-то и соблюдалось, положа руку на сердце. То есть кто и так не выходил в это время, никуда и не ходил. А если кому-то уж очень приспичило посетить подпольную «корона-вечеринку», преспокойно себе посещали.

Photo by Lina Kivaka on Pexels.com

Были ограничения на встречи — до двух семей с детьми и тому подобное. Кроме профессий, связанных с публичными выступлениями и гастрономией, все работали. С отдыхом было проблематичнее — все было закрыто. Немецкий локдаун — это работа без возможности отдохнуть, в смысле смены деятельности, а не лежания на диване. «Лежать на диване» как раз возможностей предоставлялось больше необходимого. И не все с этим справились.

И все-таки интересно, откуда у людей взялось это пронзительное чувство одиночества. А раньше они как себя чувствовали? Ежедневно встречались со своими друзьями и родственниками? И что значит в современном понимании друзья? Люди, с которыми я каждый четверг хожу в пивную? Люди, которых я каждую неделю встречаю в своем спортивном клубе? Как часто должен происходить контакт с человеком, чтобы его можно было назвать другом? Или, может быть, дело не в частоте, а в интенсивности? Приятное совместное времяпровождение — это уже дружба или еще нет? Что нужно человеку, чтобы не чувствовать себя одиноким? Дружба или просто регулярное общение? Или, может быть, и вовсе симуляция общения?

В моей жизни было много переездов — в другую страну, в другой город. И довольно рано мне пришлось смириться с тем, что мои друзья разбросаны по всему миру. Я помню времена, когда можно было писать только бумажные письма. Да, интернет и комьютеры уже, конечно, были. Но далеко не у всех тогда была возможность их себе приобрести. И я помню смешанные чувства при получении бумажных писем от друзей: радость, что наконец-то пришел ответ, и досаду, потому что все, о чем я писала несколько недель назад другу, уже потеряло свою актуальность. У меня еще остались друзья с тех древних письмонаписательных времен и для нас сегодняшняя возможность, просто гипотетическая возможность, мгновенно, в любое время позвонить и не только услышать голос, а даже и увидеть изображение — тот самый фантастический видеотелефон из детских фантазий — не дает чувствовать себя одинокими.

Photo by Lina Kivaka on Pexels.com

Я правда не понимаю, почему нельзя просто позвонить или хотя бы написать короткое сообщение? В одной газете я как-то прочитала о том, что отвечание на сообщения от друзей превратилось в подобие отвечания на электронную почту на работе — необходимая деятельность, связанная с чувством отчуждения и непременного отвращения. Но если о работе еще можно поспорить — что это за бесконечный поток электронных писем, на которые необходимо бесконечно отвечать, но нельзя сделать автоматизацию или просто прекратить практику бестолковой переписки, то какое количество друзей нужно иметь, чтобы испытывать усталость от общения с ними? Не от прямого, повторюсь, лампового, оффлайнового общения, а от ни к чему не обязывающего короткого сообщения, на которое можно (и нужно!) отвечать в удобное для вас время, а не как только оно пришло?

Судя по тому, что пишут в газетах, немалое количество людей в Германии сходят с ума от одиночества у себя дома, но не могут написать или позвонить кому-то. Может быть, им некому писать или звонить? Недавно у своего домашнего врача я видела объявление о «телефоне-просто-поболтать» — гражданской инициативе для поддержки одиноких людей. Объявление призывало всех любителей повисеть и потрещать на телефоне оставить свои контакные данные, чтобы им могли позвонить пожилые люди и просто поболтать. Ни к чему не обязывающий треп ни о чем, исконно «женское» бестолковое занятие вдруг оказалось жизненной необходимостью. И ничего плохого или бестолкового я не вижу в том, чтобы составить компанию одинокому человеку. Тут и личное общение, и межпоколенческий обмен и просто человечность. Но если у пожилых людей в силу актуальной продолжительности жизни (лет 5-7 назад ожидаемая продолжительность жизни новорожденной девочки при неизменном уровне медицины составляла 92 года) и естественных причин действительно может не оказаться привычного круга общения, то куда он подевался у более молодых людей?

На вопрос, что для них предпочтительнее, обычная работа в офисе или новомодная удаленка, люди выбирают удаленку. 2-3 лишних часа, которые не нужно проводить в пробке, высвобождают свободное время для себя и для семьи. Еще до начала пандемии было известно, что современное общество стремительно меняется в сторону single-person household. В магазинах появляется все больше продуктов в упаковках «на одного». В таких странах, как Япония, Великобритания и Канада существуют министерства одиночества. Если идеология индивидуализма медленно, но верно приводит людей к одиночеству, что делать одинокому человеку с внезапно освободившимися несколькими часами времени в день? Время для себя имеет смысл и значение для тех, у кого его обычно катастрофически не хватает. Время для семьи, если нет семьи?

Photo by Andrew Neel on Pexels.com

В духе сегодняшего времени быть самодостаточным — не заводить семью просто, чтобы не быть одному (а для чего?), находить занятия для себя одного, развиваться, расти духовно и профессионально, вести минималистичный образ жизни не только в отношении вещей, но и в отношении окружающих людей. Почему тогда столько людей переживают пандемию не в состоянии радостного предвкушения вот наконец-то я займусь Х, а то руки никак не доходят, но в состоянии одиночества и тоски по человеческому обществу?

Человек — существо социальное. Человеку требуется социальное одобрение и адекватное место в социальной иерархии, говорят психологи и социологи. Но какое место адекватное? И не способствует ли социальное одобрение искуственному возникновению некоторых «потребностей» — частный дом, личный автомобиль, определенное количество друзей и совместно проведенного с ними времени? Что из этого нам действительно необходимо для выживания или хотя бы достойного качества жизни, а что лишь мода, иллюзия, самовнушение?

Дигитальное общение не заменяет живое, так принято считать. Но что самого важного в общении? Общие интересы? Чувство принятия? Теплота отношений? Доверие? Общий интеллектуальный уровень? Одинаковые предрассудки? Тактильные и визуальные ощущения — запах, выражение лица, тон голоса? Почему время, потраченное на социальные сети, нельзя потратить на живое общение с реальными знакомыми?

Один мой знакомый живет одиноко, страдает от недостатка общения с коллегами, но ни разу не согласился принять участие в онлайн-посиделках. То тема не та, то компания не та. Может, он не так уж и одинок? Может, мы разучились выдерживать себя самих и друг друга?

Не хочешь пропустить интересное? Подпишись!

Стандартный